В ходе трехдневного визита в Москву вице-президент Ирана по науке и технологиям СОРЕНА САТТАРИ посетил авиасалон МАКС и провел переговоры с рядом высокопоставленных российских официальных лиц. О том, какие соглашения две страны планируют заключить по итогам этих встреч, что мешает развивать двусторонние торгово-экономические отношения и как совершить технологический рывок в условиях санкций, он рассказал корреспонденту “Ъ” ЕЛЕНЕ ЧЕРНЕНКО.

— Как вам авиасалон МАКС?

— Иран — одна из немногих стран в мире, которая проверила временем преимущества и восточного, и западного авиастроения одновременно. У нас и до Исламской революции 1979 года были развитые военно-воздушные силы. Базу ВВС Ирана тогда составляла западная авиация, и на этой базе мы воевали восемь лет с Ираком. У иракцев были самолеты восточного производства, а также некоторое число западных самолетов. После войны мы в основном закупали самолеты производства восточных стран. В настоящее же время мы производим большую часть оборудования (для них.— “Ъ”) сами.

Российские технологии — отличные. Это касается и авиации, и космоса. На многих направлениях у России нет конкурентов. Отчасти это объясняется тем, что российский подход к проектированию самолетов и в целом к авиастроению отличается от западного мышления. Посещение авиасалона МАКС дало нашим экспертам возможность ближе ознакомиться с российским подходом и возможностями России.

— В ходе вашего визита было объявлено о создании двусторонней комиссии высокого уровня по вопросам взаимодействия в научно-технической сфере (со стороны России ее сопредседателем стал вице-премьер Дмитрий Рогозин). Какое значение вы ей придаете?

— Моя роль как вице-президента Ирана по науке и технологиям заключается в том, чтобы координировать деятельность иранских государственных структур, которые работают в этих направлениях. А моя главная задача — обеспечение доступа Ирана к самым современным технологиям.

Наши отношения с Россией в сфере науки и технологий выходят на беспрецедентный уровень. Наши российские друзья оказывают нам большую помощь. Особенно тесными наши отношения стали после того, как президентом Ирана стал Хасан Роухани. И мы рассчитываем, что новая комиссия позволит нам выйти на еще более активное сотрудничество и обмен опытом в сфере науки и технологий. В составе этого органа будет несколько специализированных рабочих групп, в которые помимо официальных лиц войдут ученые, эксперты, технические специалисты. Роль государственных мужей я вижу в том, чтобы создать для экспертов условия для обмена опытом и технологиями — для этого и нужна данная комиссия.

— То есть Иран интересует не только российская продукция, но и российские технологии?

— После санкционного периода любая компания, которая хочет работать с Ираном, должна привнести в нашу страну одно из двух: деньги или технологии.

Мы не будем повторять ошибок, которые допускали в прошлом. Это значит, что мы не будем просто продавать нефть, а на выручку покупать продукцию других стран.

Иран — это очень большая страна, страна древней и высокоразвитой цивилизации. И у нее огромный потенциал для инвестиций. В настоящее время у нас около 4,5 млн студентов. Думаю, что мы входим в первую пятерку стран по количеству студентов. У нас около 500 университетов и 400 научно-исследовательских центров. И в последние годы Иран совершил серьезный научный рывок.

Как я уже говорил, у нас тесные отношения с Россией. Но в области науки и образования наши двусторонние связи, к сожалению, достаточно ограниченны. В России обучается лишь около 400 студентов из Ирана. С учетом наших исторических связей и того факта, что мы являемся соседями, это очень мало. Для сравнения: в настоящее время 12 тыс. иранских студентов обучаются на территории США, в стране… с которой у нас нет никаких отношений. Почему мы в предыдущие годы не смогли вывести показатель по России на как минимум такой же уровень, мне непонятно.

Вчера я посетил МГУ, мы подписали ряд меморандумов о сотрудничестве, надеюсь, это поможет вывести сотрудничество с Россией в этой сфере на новый уровень.

— В ходе посещения авиасалона МАКС вы сказали, что «иранские компании заинтересованы в сотрудничестве с Россией в космической сфере, поставках гражданских и военных самолетов». Правильно ли я понимаю, что в первом пункте речь идет о совместном производстве и запуске спутников?

— В области космоса и на многих направлениях, связанных с этой сферой, у России нет конкурентов. Она играет первую скрипку в этой области. Я, в частности, говорю о российских ракетоносителях. Мы готовы запускать с помощью России и на российских ракетоносителях наши спутники на орбиту. Важно, чтобы это делалось в рамках совместных проектов. То есть чтобы мы совместно проектировали и создавали спутники, а также сотрудничали в области создания ракет космического назначения.

Космос — это огромное пространство для сотрудничества. Мы недавно тоже вступили в этот «клуб»: у нас теперь есть свои ракетоносители. Но с теми технологиями, которые есть у России, конкурировать не может никто.

— А гражданское авиастроение? Глава Минпромторга Денис Мантуров сообщил, что Россия готова предложить Ирану рассмотреть вопрос о приобретении пассажирских самолетов Superjet 100 и Ту-204СМ. Ирану это интересно?

— Главное, чтобы наши авиалинии убедились в том, что они могут использовать подобного рода самолеты. Одна из наших авиакомпаний уже тестировала Superjet 100 — результат был положительным.

Проблема в том, что у нас особые климатические условия. Очень важно, чтобы самолеты при наборе высоты и в полете могли функционировать невзирая на эти сложности. Не все авиалайнеры подходят для этого.

Superjet 100 же, по сути, является международным проектом: около 80% комплектующих этого самолета производится за рубежом. При этом мы видим, что Россия постепенно старается локализовать производство, то есть она продолжает совершенствовать проект. Он, безусловно, привлекает наше внимание. Если Россия предложит нам хорошие финансовые условия, многие наши авиалинии будут готовы взять их (самолеты.— “Ъ”).

— В приобретении каких военных самолетов заинтересована иранская сторона?

— В этой области сейчас идут активные переговоры. Но их ведут — и соответственно, должны комментировать — наши оборонные ведомства. Единственное, что я могу сказать, это то, что как минимум мы можем заключить контракт на два вида подобных самолетов. Переговоры на сей счет продвигаются хорошо.

— Не могу не задать вопрос о переговорах по поставке Ирану зенитных ракетных комплексов С-300. Когда будет подписан контракт?

— Дело в том, что я не в курсе деталей этого контракта. Могу лишь сказать, что (в Иране.— “Ъ”) эта тема вызывает некую ностальгию. Наиболее тесные связи в военной сфере, в частности в авиации, между нашими странами налаживались чуть более 20 лет назад. Мой отец тогда был командующим военно-воздушными силами Ирана. После окончания войны мы как раз смогли осуществить первые закупки российских самолетов. И наши военно-воздушные силы, которые до этого использовали западные самолеты, успешно перешли на самолеты восточного производства — МИГ-29 и Су-24.Тогда же мы приобрели комплексы С-200. Позже мы запустили производство техники и вооружений внутри страны. Сегодня мы сами производим ракеты и даже системы, похожие на С-300, но основанные на иранских технологиях.

Переговоры же с российской стороной о поставках С-300 идут своим чередом. Но я в ходе своего визита в Москву ни с одним российским ответственным лицом не разговаривал на эту тему. Этим, как я уже говорил, занимаются Министерства обороны наших стран.

— После заключения в июле этого года сделки по иранскому ядерному досье западные компании ринулись «окучивать» иранский рынок. Россия в этой гонке не проигрывает?

— Хочу еще раз повторить то, что уже говорил: тем, кто выходит сегодня на иранский рынок, нужно привезти с собой деньги или технологии. Это наша принципиальная позиция.

Да, западные компании начали активно осваивать иранский рынок. Но мы не должны забывать прошлое. Я говорю о том, что пришлось пережить нашему народу в прошлом из-за последствий санкционного режима. Одним из таких последствий была острая нехватка медикаментов в первое время после введения банковских санкций — больных просто нечем было лечить, такое не забывается.

Хочу обратить ваше внимание на выступления духовного лидера Ирана (аятоллы Али Хаменеи.— “Ъ”), который после заключения соглашения по иранской ядерной программе неоднократно озвучивал свое видение перспектив наших отношений с западными странами. (В частности, он подчеркнул, что Тегеран не собирается вести диалог с США по международным вопросам, а переговоры по иранскому атому были «исключением».— “Ъ”.)

Что же касается перспектив торгово-экономических отношений с Россией, то нам нужно заложить под них более прочную базу. Для начала главное — это налаживание взаимодействия банковских систем и открытие кредитных линий. Это создало бы необходимую основу для развития торгово-экономического сотрудничества между нашими странами.

Успешный опыт китайцев, которые в последние годы заключили несколько крупнейших сделок на иранском рынке, был бы невозможным без открытия кредитных линий. Эту тему мы подробно обсуждали с министром промышленности и торговли России. Беседа была очень конструктивной. Мы очень надеемся, что этот вопрос будет решен положительно. Его нерешенность сегодня является, на мой взгляд, главным препятствием для развития торгово-экономических отношений между нашими странами.

— Вы говорили, что Иран в последние годы совершил серьезный рывок в области науки и технологий. При этом Иран в это время находился под санкциями. Россия теперь тоже находится под санкциями. Дайте совет: как развивать науку и технологии в таких условиях?

— Главное — это внутренний потенциал страны. Мы осознали, что наш главный ресурс — это не наши ископаемые, хотя Иран обладает огромными запасами нефти и газа. Главный капитал страны — это человеческий фактор, «мозги». Та страна, которая делает ставку на этот ресурс, выигрывает. Если выбирать между инвестициями в обучение пятилетнего мальчика или добычу барреля нефти, то я твердо уверен: нужно вкладываться в мальчика. Будущее за теми, кто инвестирует в науку и технологии. И за теми, кто вкладывается в своих граждан, даже самых маленьких, которые в будущем будут создавать свои компании и развивать свою страну.

Когда мы с Владимиром Владимировичем Путиным посещали один из павильонов на МАКСе, там оказался центр инженерии для детей — я очень был впечатлен. И не только наличием такого центра, но и тем, что среди этого огромного сложного комплекса, где были представлены самые продвинутые технологии, российский президент больше всего заинтересовался теми игрушками, которые своими руками создавали эти дети. Он с ними разговаривал, общался по душам.

Это и является капиталом вашей страны! Это те дети, которые будут создавать будущее России. Та база, на которую Россия может опереться, чтобы развиваться даже в условиях санкций. Если у России будут технологии, никакие санкции не смогут затормозить ее развитие. Именно так это было в случае с Ираном и развитием ядерных технологий. Никто не мог сказать нам: мы вам этого не поставим и того не продадим — мы сами научились все производить. Когда человек привыкает к тому, что он может продать углеводороды, а на полученные деньги купить все, что ему нужно, он делает себя уязвимым. Если же он научится стоять на своих собственных ногах, его не запугаешь.