Он может сказать, что японцы были агрессивными милитаристами, которые хотели завоевать мир или, по крайней мере, его Азиатско-Тихоокеанскую часть.Спросите его, что сделали Соединенные Штаты, чтобы спровоцировать японцев, и он, скорее всего, скажет, что американцы ничего не делали: мы просто занимались своими делами, когда безумные японцы, без видимых оснований, внезапно напали на нас, полностью захватив нас врасплох на Гавайях 7 декабря 1941 года.
Не нужно сильно его винить. На протяжении более 60 лет такие представления составляли общепринятую точку зрения среди американцев, коей учили в школах и изображали в кино – это то, что «знает каждый школьник». К несчастью, это ортодоксальное видение представляет собой паутину заблуждений. Не стоит утруждаться, спрашивая обычного американца, какое отношение имеет экономическая блокада США к провоцированию японцев на атаку, потому что он не скажет. На самом деле, мы и понятия не будем иметь, о чем вы говорите.
В конце XIX века экономика Японии начала расти, и стала быстро развиваться промышленность. Поскольку у Японии мало полезных ископаемых, многие растущие отрасли промышленности были зависимы от импортного сырья, такого как уголь, железная руда или стальной лом, олово, медь, алюминиевая руда, резина и нефтепродукты. Без доступа к такому импорту, значительная часть которого поступала из Соединенных Штатов или европейских колоний в юго-восточной Азии, промышленная экономика Японии застопорилась бы. Однако, принимая участие в международной торговле, японцы к 1941 году создали сравнительно продвинутую промышленную экономику.
В то же самое время, они также построили военно-промышленный комплекс для поддержания растущей армии и флота. Они позволили Японии защищать свое влияние во многих районах Тихого океана и восточной Азии, включая Корею и северный Китай, подобно тому, как Соединенные Штаты использовали свою растущую индустриальную мощь для снабжения вооруженных сил, распространявших влияние США на Карибах и в Латинской Америке, и даже на Филиппинских островах.
Когда Франклин Рузвельт (Franklin D. Roosevelt) стал президентом в 1933 году, американское правительство оказалось подконтрольно человеку, который не любил японцев и питал романтическое пристрастие к китайцам, потому что, как предполагали некоторые писатели, предки Рузвельта сделали состояние на торговле с Китаем.[1] Рузвельт также не любил немцев (и, конечно, Адольфа Гитлера (Adolf Hitler)), и он был склонен благоволить британцам в своих личных отношениях и международных делах. Однако он не обращал особого внимания на внешнюю политику до тех пор, пока его Новая доктрина не начала терпеть неудачу в 1937 году. После этого он твердо опирался на внешнюю политику в реализации своих политических амбиций, включая его желание быть переизбранным на беспрецедентный третий срок.
Когда Германия начала перевооружаться и агрессивно заниматься поисками жизненного пространства в конце 1930-х, администрация Рузвельта тесно сотрудничала с британцами и французами в деле противостояния германской экспансии. После того, как в 1939 году разразилась Вторая мировая война, это содействие со стороны США еще больше возросло и включало такие меры, как так называемый договор «эсминцы в обмен на базы» и обманчиво названная программа Ленд-лиз. В преддверии вступления США в войну британские и американские военные личные составы тайно разрабатывали планы совместных операций. Американские войска стремились создать оправдывающий войну инцидент, совместно с британским флотом атакуя немецкие подводные лодки на севере Атлантики, но Гитлер отказался заглотнуть наживку, таким образом, лишив Рузвельта повода, в котором тот нуждался, чтобы превратить Соединенные Штаты в полномасштабного, признанного участника конфликта – цель, которой противостояло подавляющее большинство американцев.
В июне 1940 года Генри Стимсон (Henry L. Stimson), бывший военным министром при Тафте (Taft) и госсекретарем при Гувере (Hoover), вновь занял эту должность. Стимсон был известным англофилом, представителем северо-восточного бомонда и недругом японцев. В поддержку так называемой политики Открытых дверей для Китая Стимсон предпочел применить экономические санкции, чтобы преградить путь японской экспансии в Азии. Министр финансов Генри Моргентау (Henry Morgenthau) и министр внутренних дел Гарольд Икес (Harold Ickes) с воодушевлением поддержали эту политику. Рузвельт надеялся, что такие санкции вынудят японцев повести себя опрометчиво, начав войну против Соединенных Штатов, что подключит и Германию, поскольку Япония и Германия были союзниками.
Соответственно, администрация Рузвельта, тем временем, игнорируя японские дипломатические увертюры с целью гармонизации отношений, ввели ряд еще более строгих экономических санкций против Японии. В 1939 году Соединенные Штаты разорвали соглашение о торговле с Японией 1911 года. «2 июля 1940 года Рузвельт подписал Закон о контроле за экспортом, уполномочивающий президента разрешать или запрещать экспорт ключевых материалов военного назначения». По этому распоряжению «31 июля был ограничен экспорт авиационных горюче-смазочных материалов и крупногабаритного стального лома». Далее, в ходе следующего шага, направленного против Японии, Рузвельт наложил эмбарго, начиная с 16 октября, «на весь экспорт стального лома и стали по всем направлениям, кроме Британии и стран Западного полушария». Наконец, 26 июля 1941 года Рузвельт «заморозил японские активы в Соединенных Штатах, таким образом, практически положив конец торговым отношениям между странами. Неделей позже Рузвельт запретил экспорт сортов нефти, еще поступавших в Японию по коммерческим каналам». [2] Британцы и голландцы последовали этому примеру, запретив экспорт в Японию из своих колоний в юго-восточной Азии.
Невозможное положение
Рузвельт и его подчиненные знали, что они ставят Японию в невыгодную позицию, и что японское правительство запросто могло попытаться избежать безвыходного положения, выйдя на тропу войны. Нарушив японский дипломатический регламент, американцы знали, помимо всего прочего, что министр иностранных дел Тейджиро Тойода (TeijiroToyoda) сообщил послу Кичисабуро Номуре (Kichisaburo Nomura) 31 июля: «Торговые и экономические отношения между Японией и третьими странами, возглавляемыми Англией и Соединенными Штатами, постепенно становятся настолько напряженными, что мы больше не можем этого выносить. Соответственно, наша Империя, чтобы спасти свою жизнь, должна принять меры, чтобы закрепить за собой сырьевые материалы Южных Морей». [3]
Поскольку американские шифровальщики также нарушили японский военно-морской кодекс, руководство в Вашингтоне также знало, что «меры» Японии будут включать нападение на Перл-Харбор. [4] Однако они утаили эту важную информацию от командования на Гавайях, которое могло бы предупредить атаку или подготовиться к защите от нее. То, что Рузвельт и его полководцы не позвонили в набат, отлично поддается объяснению: в конце концов, неминуемое нападение в точности представляло собой то, чего они добивались в течение долгого времени. Как Стимсон откровенничал в своем дневнике после совещания военного кабинета 25 ноября: «Вопрос состоял в том, как нам заставить их [японцев] сделать первый выстрел, не нанеся слишком большого ущерба нам самим». [5] После нападения Стимсон признался, что «моим первым чувством было облегчение… что кризис начался таким образом, что он объединит весь наш народ». [6]
Ссылки
1. Harry Elmer Barnes, “Summary and Conclusions,” in Perpetual War for Perpetual Peace:A Critical Examination of the Foreign Policy of Franklin Delano Roosevelt and Its Aftermath (Caldwell, Id.: Caxton Printers, 1953), pp. 682–83.
2. All quotations in this paragraph from George Morgenstern, “The Actual Road to Pearl Harbor,” inPerpetual War for Perpetual Peace, pp. 322–23, 327–28.
3. Quoted ibid., p. 329.
4. Robert B. Stinnett, Day of Deceit: The Truth about FDR and Pearl Harbor (NewYork: Free Press, 2000).
5. Stimson quoted in Morgenstern, p. 343.
6. Stimson quoted ibid., p. 384.
